СТИХИ И ПРОЗА Т.ЗОЛОТУХИНОЙ

ТАЛАНТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК ТАЛАНТЛИВ ВО ВСЕМ. ИМЕННО ЭТИ СЛОВА ПРИХОДЯТ В ГОЛОВУ ПРИ УПОМИНАНИИ ЭТОГО ИМЕНИ. ЭТО И МОЙ ДУХОВНЫЙ НАСТАВНИК, И ЭЗОТЕРИК, И ПИСАТЕЛЬ, И ХУДОЖНИК, И ПРОСТО ОЧЕНЬ МИЛЫЙ И ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК С ШИРОКИМ КРУГОЗОРОМ. НАСЛАДИТЕСЬ И ВЫ ЕЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ.

Алиса и Жизнь
http://ezop.pp.ua/articles/45-alisa-i-zhizn.html
— Здравствуй, солнце! – весело крикнула трехлетняя Алиса, бегая по полю, усеянному цветами. — Здравствуйте, мои дорогие цветочки! Как же мне весело! Как же все здорово! Сколько всего чудесного на свете. Здравствуй, Жизнь!

— Здравствуй, Алиса, — ответила Жизнь пролетающим ветром и шепотом трав. – Я рада, что тебе все здесь нравится. Ну что, начинаем учиться жить?

— Алиса, осторожно, не упади, — закричала девочке бабушка. – Не нужно так быстро бегать, ты можешь запутаться в траве. И потом, ты уже испачкала свое новое платье. Что мы скажем маме?

— Бабушка, у меня по руке ползет божья коровка. Ой, она расправила крылья. Смотри, она улетает! Божья коровка, улети на небо…Бабушка, я не хочу домой! Мне здесь хорошо!

— Алиса, нужно слушаться старших! Немедленно домой! Мы сами знаем, что тебе нужно.

— Алиса, я здесь, — настойчиво говорила Жизнь, заманивая девочку чудесными запахами луговых цветов и пением кузнечиков. – Останься со мной. Мне так многому нужно тебя научить!

— Меня учат жизни родители. Они прожили на свете много лет и все о ней знают. Знаешь, какие они умные!

— Тогда до встречи, дорогая Алиса!

— Здравствуй, жизнь, — закричала Алиса, подходя к дому ранним утром после выпускного бала. – Представляешь, я теперь взрослая. И моя настоящая жизнь только начинается.

— Здравствуй, Алиса, — отвечала ей Жизнь восходящим солнцем и розовым отблеском июньского неба. – Ты хочешь сказать, что до этого дня твоя жизнь была не настоящей?

— Конечно, настоящей. Но только сегодня мне дали путевку во взрослую жизнь.

— А что, нужна какая-то путевка?

— Эй, оказывается, ты не понимаешь обычных вещей, — засмеялась Алиса. – Путевка значит, что я могу поступить в институт и получить высшее образование. Знаешь, мои родители говорят, что без высшего образования у нас в обществе не прожить.

— Ты хочешь сказать, что в институтах учат жизни, — уточнила Жизнь.

— Вроде того. А потом я буду работать и получать много денег. Куплю машину, найду себе мужа и буду счастлива. Все, как у всех!

— До встречи во взрослой жизни, дорогая Алиса.

Здравствуй, жизнь, — умиленно говорила Алиса, обнимая новорожденную дочку. – Наконец-то я поняла, что такое жить по-настоящему. До этого я жила для родителей, потом для мужа, а теперь буду жить для нее, моей дорогой дочурки, которой я подарила жизнь.

— Я рада, что ты счастлива, Алиса, — сказала Жизнь. – Надеюсь, ты поняла, в чем смысл Жизни.

— Да-да, поняла, и мне есть, чему научить моих детей.

— Так в чем же мой смысл?

Но Алиса уже ничего не слышала, склонившись над своим ребенком. Иногда Жизнь задает исключительно риторические вопросы.

— Здравствуй, жизнь, — мысленно проговорила Алиса, открывая глаза после операции. – Знаешь, мне кажется, я поняла… Я родила двоих детей, посадила деревья на даче, мы с мужем построили чудесный дом. Все, как у всех. И я ни о чем таком не задумывалась. А теперь, когда попала в больницу с инфарктом, поняла, что жила неправильно. Жила для других, а нужно – для себя. И мне очень хочется начать новую жизнь, в которой я буду любить себя и жить для себя. Я стану совсем другой Алисой.

— Можно, я буду учить тебя? – осторожно спросила Жизнь.

— Я буду ходить к психоаналитику, на семинары личностного роста, много читать. Когда мои подруги говорили мне, чтобы я занялась собой, я их не понимала. Я искренне верила, что смысл жизни – жить для других. Но теперь все будет иначе! Я найду себе настоящего Учителя, который научит меня правильной жизни.

— Желаю тебе удачи, дорогая Алиса!

— Здравствуй, жизнь, — устало сказала Алиса, сидя в кровати и принимая лекарство. Час назад ее привезли с юбилея, ее семидесятипятилетнего юбилея, который пышно отмечали в дорогом ресторане. На торжестве присутствовали ее пожилые дети и взрослые внуки. Муж Алисы ушел из жизни два года назад. – Знаешь, мне кажется, что я немного устала от тебя. Конечно, мне до сих пор многое в тебе интересно. У меня замечательная семья, которую я очень люблю. Последний раз, когда я с тобой разговаривала, я хотела найти Учителя. Так вот, я его нашла. И он многому меня научил. Я жила по его методике и была довольна собой. Но с годами… я стала подозревать, что живу не своей жизнью. Как бы тебе это объяснить. Когда я вспоминаю детство и ту маленькую Алису, которая бегала по лугу, я чувствую себя абсолютно счастливой. Но потом, когда я стала взрослой, могу признаться, что никогда больше не испытывала такого всепоглощающего счастья. Скажу тебе больше. Я живу, но почти не испытываю радости от жизни. Я знаю, как жить, у меня большой жизненный опыт, я больше не делаю ошибок, за которые мне было бы стыдно. Все в моей жизни в порядке. Но последнее время я стала сомневаться в том, что прожила свою жизнь. Как странно! Все вокруг учили меня, как жить, и делились со мной своим опытом. И я была не самой плохой ученицей. И даже могу учить жизни сама. Но, знаешь, мне немного страшно. Будто моя настоящая жизнь прошла мимо меня…Будто я так и не ответила себе на самые главные вопросы. Зачем я жила на свете? Зачем пришла сюда и зачем ухожу? В чем твой смысл? Я так ничего и не поняла… Мне так жаль…

— Мне тоже, Алиса. Очень жаль, что нам так и не удалось встретиться по-настоящему, — вздохнула Жизнь, обтекая бесконечной звездной рекой маленький замкнутый человеческий мир под названием… Да каким бы не было название этого мира, это уж точно не Страна Чудес, в которую наша Алиса так и не попала.

Татьяна Золотухина

#алиса, #жизнь, #рассказ

​
УЧИТЕЛЬ

http://ezop.pp.ua/articles/60-uchitel.html
Он не искал известности или популярности, а просто шел своим путем в поисках истины и себя в истине. Именно в таком порядке. За свою долгую жизнь он был учеником двух известных в стране Учителей. Когда он пришел к своему первому Учителю, городскому, то жил вместе с учениками, делая все, что ему приказывали, — убирал общее жилище и комнату для медитаций, менял свечи, готовил пищу, помогал другим, смиряя гордыню. Слушал Учителя, читал священные книги и медитировал часами, пока его ум не приобрел ясность, а сердце – умение сострадать и любить других. От постоянных упражнений его тело стало осознанным, а сознание – свободным. Он научился достигать внутренней гармонии и удерживать ее в любых обстоятельствах. Встречая врага, он спокойно принимал его своим мощным полем, растворяя светом причину враждебности. А потом одним импульсом сконцентрированного внимания превращал противника в ничто и шел дальше. Он мог не есть и не спать сутками, управляя естественными желаниями. Он научился замедлять и ускорять биение сердца, становиться невидимым или, наоборот, занимать собой все пространство. И когда он научился всему, что умел его первый Учитель, он ушел странствовать и искать себе нового Учителя, потому что по-прежнему считал себя учеником. Ученик всегда найдет себе Учителя. Эта истина подтвердилась в который раз для мира, а для него в первый раз в его жизни. Вторая истина состояла в том, что не каждому Учителю суждено найти своего ученика. И тем более не каждому Учителю дано испытать эту истину.

Второй Учитель жил в маленьком селении в долине большой реки. Он пришел ко второму Учителю ранним утром, когда звуки сельской жизни звучали громко и настойчиво. Второй Учитель вышел на порог своего маленького дома и долго глядел на пришедшего. Вслед за Учителем вышли его ученики. Они рассматривали новичка, толкали друг друга и хихикали. Второй Учитель спросил новичка, откуда он и у кого учился. Услышав имя первого Учителя, второй Учитель поклонился и принял пришедшего к нему без дальнейших расспросов. Здесь он провел пять лет. Он научился быть единым с природой, общаться с духами земли и воды. Он сливался с деревьями, с рекой, с воздухом, и, сливаясь, познавал смысл их существования. Кристаллы раскрывали ему свои тайны. Он мог управлять духом камней и создавать из камней структуры, которые накапливали энергию, а он потом подпитывался от нее. Он научился чертить в воздухе сакральные символы, которые охраняли селение от злых духов. Мог перемещаться в эфирном теле на большие расстояния. Входить в кристаллическую память Земли и узнавать прошлое и будущее. Слухи о его могуществе распространялись на многие сотни километров. К нему стали приходить люди с просьбами о помощи. И тогда второй Учитель отпустил его, благословляя обучать других.

Так он сам стал Учителем. В определенный час отпущенного ему земного времени к нему стали приходить ученики. Вместе они построили вместительный дом высоко в горах, где солнце и звезды ласкали их своим светом. Он был строг с учениками и управлял своей маленькой общиной твердой рукой. Ученики вели хозяйство, выращивали рис на полях, держали кур и индюков, готовили еду и поддерживали огонь в очаге. Учитель поднимал их до рассвета, и они уходили высоко в горы, где медитировали, сидя на камнях, которые только-только начинали прогреваться солнцем. Холодный ветер обжигал щеки. В медитации они соединялись с Божественным и познавали высшую мудрость. Учитель обучал учеников всему, что знал сам, но задавал такой темп обучения, который некоторые ученики не выдерживали. На их жалобы он неизменно отвечал им, что научиться чему-то можно только на пределе сил и возможностей, и если они будут лениться, то он их не будет удерживать у себя. Мир большой, идите и найдите себя в нем, говорил он. Ученики роптали. Но когда Учитель показывал им свои умения, они раскрывали рты и сидели в изумлении – разве тому, что делает Учитель, можно научиться?

Через год ушел первый ученик, сказав, что Учитель не проявляет к ним никакого сострадания, не желает их понимать и не щадит их самолюбие. Потом ушли еще двое очень способных учеников, делавших большие успехи. Они посчитали, что уже научились главному – учить других, и как-то ночью покинули общину, прихватив с собой несколько священных книг. Еще один ученик получил письмо из родного села с просьбой вернуться – его родители умерли, и трое младших братьев остались сиротами. Осталось только двое учеников, которые жили бок о бок с Учителем еще пару лет. Один из оставшихся учился плохо, но был предан Учителю, как собака. Он ловил каждое слово Учителя и был благодарен судьбе за то, что находится рядом с ним. Когда Учитель клал свою загорелую ладонь на плечо своего преданного ученика, тот светился от счастья и даже плакал. Перед тем, как отпустить этого ученика, Учитель медитировал целый день, а потом медлил с решением еще целую ночь – его Дух настаивал на том, что ученик, не готовый принять учение полностью, должен уйти. Учитель знал, как ему поступить, но сострадание и привязанность к ученику сделали его, обычно быстрого на решения, необычайно медлительным. В конце концов, он объявил ученику свою волю и отпустил его, плачущего от отчаяния, на все четыре стороны. Тот ушел, но через несколько дней Учитель, сидевший в медитации на высоком холме, понял, что ученик где-то рядом. Учитель увидел его на тонком плане, — ученик прятался в пещерке и был в смятении и в горе от разлуки с любимым Учителем. Учитель был уже готов позвать ученика обратно, но это было бы проявлением человеческой слабости и шло вразрез с высшей волей. И Учитель ничего не предпринял. Еще через неделю Дух Учителя принес ему печальную весть – ученика разорвал горный барс. Учитель провел надлежащую церемонию, попросил у погибшего ученика прощения и провел его дух в мир посмертия.

Остался всего один ученик – преданный, умный, способный не только вместить в себя все знания Учителя, но и применить их на практике. Он стал так близок Учителю, что они почти не разговаривали вслух, а общались телепатически. Лучший ученик постепенно научился всему, что знал Учитель. Учитель видел, что в каких-то практиках ученик даже превосходит его. И радовался этому. Вместе они создали прекрасный мир высшего единства – как в тонком плане, так и на земле. Иногда они, шутя, мерялись силами, и Учитель не всегда выходил из состязания победителем. Но, даже выиграв, лучший ученик склонялся перед Учителем, высказывая тому глубокое уважение. Учитель доверял ему, как самому себе. Иногда Дух Учителя намекал, что лучший ученик амбициозен и готов на все, чтобы достичь своей цели. Но Учитель делал вид, что не слышит свой внутренний голос – в конце концов, это был его последний и единственный ученик. Однажды, когда Учитель проводил церемонию общения с духами Небес, обращаясь к ним с просьбой послать на землю живительные дожди, ученик, в задачу которого входило обеспечить гармонию Неба и Земли, внезапно закрутил мощный турбулент энергии гор, который поднялся высоко в небо и разрушил канал связи Учителя с Небом, а затем всей мощью обрушился на самого Учителя. Оглушенный, смятый неземной силой, Учитель не удержался на ногах, но, лихорадочно повторяя защитные мантры, обернулся за помощью к ученику, думая, что энергия вышла из-под его контроля случайно. Но нет. Ученик, развернув мощное поле, поднимался над землей и продолжал направлять разрушительную энергию в сторону Учителя. Его лицо сияло необыкновенной радостью, от всей небольшой фигуры было ощущение беспредельного могущества и вседозволенности. «Твое время прошло», — громовым голосом сказал ученик, поднялся еще выше, до черных туч, и начертал в воздухе символ смерти.

Учитель очнулся через несколько часов в большой холодной луже. Тучи вылили дождь на землю, рядом с его домом. Воздух был наполнен электричеством. Было холодно и темно. Учитель с трудом дополз до своего жилища – кровля была сорвана ветром, дверь висела на одной петле, внутри стояла вода. Домашние животные разбежались.

Учитель остался один на много-много лет. Раз в году к нему приходил старейшина ближайшего селения, чтобы убедиться в том, что Учитель еще жив, а с ним иногда человек, который искал себе Учителя. Но Учитель никогда не выходил из дома и не разговаривал с ними. Питался он горным медом и травами, а зимой – сушеными ягодами. Начиная с весны, он подолгу сидел на солнце, впитывая его силу и нежность. Духи природы дарили ему свою энергию. Учитель, освободившись от необходимости кого-то учить, теперь занимался только тем, что было ему начертано Создателем — удерживал связи между мирами. Он не спрашивал себя, нужно ли это кому-нибудь, а просто знал, что такова его роль на Земле, — прясть золотую нить жизни, соединяя разные миры. Золотая нить жизни проходила сквозь камни, мир растений и мир животных, сплетая эти миры и соединяя их с сознанием человечества. Учитель по-прежнему хранил в памяти все накопленные знания, всю накопленную мудрость, всю накопленную планетой любовь. Но передать их было некому. Да и желания такого не было. Жизнь его текла размеренно, как река в долине, без видимого начала и конца. Дни и ночи проходили в медитациях и в слиянии с Божественным планом, который, проходя через легкое и подвижное тело человека, изменял земное бытие. Шли годы. В жизни Учителя ничего не менялось. Иногда Учитель понимал, что чего-то ждет и мог бы спросить у своего Духа, что же там, впереди, а, вернее, в конце его жизни, но потом оставлял все, как есть. Он знал, что даже если о нем забыли здесь, на Земле, о нем помнят там, на Небесах. Когда он медитировал, охватывая собой планету, он не видел себя среди живых. А живые уже слагали о нем легенды, как о могущественном святом, давно отошедшем от мира.

Однажды в полдень Учитель, пребывая в медитации, почувствовал приближение человека. Человек карабкался по горным склонам, шел каменными тропами, бежал вдоль горной реки по направлению к его дому. Это было странно – ощущать присутствие кого-то еще в пространстве, которое принадлежало только одному земному человеку – Учителю. Дух Учителя пребывал в молчании.

Когда человек подошел к дому Учителя, Учитель ждал его, сидя на траве в позе лотоса с закрытыми глазами. Человек подошел поближе и поклонился. Учитель видел его внутренним взором – человек был молод и худощав, лицо его было спокойным и отрешенным, а глаза зоркими и понимающими. Поле Учителя никак не прореагировало на появление незнакомца, его ум и сердце остались безмятежными. Учитель удивился тому, что человек никак не нарушил его внутреннюю гармонию.

Незнакомец еще раз поклонился Учителю и сел на траву тоже в позу лотоса. Так они и сидели напротив друг друга. День стал клониться к закату.
— Кто ты? – мысленно спросил Учитель.
— Человек, — так же мысленно ответил пришедший.
— Уходи. Мне никто не нужен.
— Я тот никто, который нужен тебе.
— Чего ты хочешь?
— Того, чего хочешь ты.
— Что ты ищешь?
— То, что всегда искал ты.
— Я ничего не хочу и не ищу.
— Я тоже, потому что имею все, как и ты. И я нашел то, что искал. Тебя. Я послан к тебе, чтобы стать твоим отражением.
— Ты найдешь мое множественное отражение во Вселенной.
— Да, но я должен стать твоим отражением здесь, на Земле.
— Зачем?
— Ты рожден Учителем.
— Нет. У меня были ученики. Они все покинули меня. Я больше не Учитель. Мне некого и незачем учить.
— Учитель не тот, который имеет учеников, не тот, кто обладает знаниями, но тот, кто способен полностью отразиться в другом человеке, оставить свой целостный образ в его сознании и таким образом продолжить себя в бесконечности.
— Это невозможно. Никто не способен полностью отразиться в другом человеке.
— Это возможно. Если другой человек – это ты.

Они молчали до вечера, познавая друг друга на невидимых планах. Учитель, наконец, встал и вошел в дом, закрыв за собой дверь. Человек остался сидеть перед домом на мокрой траве.

Утром Учитель застал его в той же позе лотоса на том же самом месте.
— Ты настойчив, — сказал он вслух, усмехнувшись.
— Как и ты, — усмехнулся в ответ человек.
— Кто послал тебя? — спросил Учитель.
— Бог. Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь ответ.
— Знаю. Но мне приятно слышать звуки человеческой речи после стольких лет тишины. Так ты готов стать моим отражением?
— Я готов стать Учителем, тобой, который и есть я.
— Тогда иди за мной, — сказал Учитель.
— Тогда иди со мной, — поправил его человек.

Они расхохотались. Их смех вспугнул птиц, разогнал облака на утреннем небе, откуда на прекрасную землю хлынул солнечный свет. Круг замкнулся. Учитель завершил себя, отразившись в другом человеке, как в совершенном зеркале. Но при этом акте творения никто не присутствовал, кроме Бога.

Татьяна Золотухина

Квантовая запутанность

Из несбывшихся снов
http://ezop.pp.ua/articles/85-kvantovaja-zaputannost.html
Он играл перед ужином. В большом классическом холле пятизвездочной гостиницы европейского типа. Белый рояль стоял недалеко от бара, почти не видный глазу. В холле были поставлены большие удобные кресла, оббитые современным материалом – что-то плетеное, легкое, цвета топленого молока, и гости отеля сидели на них в ожидании гонга, который звучал ровно в семь вечера, созывая всех к ужину.

Она спустилась в холл чуть раньше семи часов, чтобы осмотреть гостиницу после прилета около полудня. И услышала музыку. Вначале Лине показалось, что это – звукозапись. Потом она увидела, что люди, сидящие в креслах, смотрят в сторону бара, и увидела рояль, а за ним пианиста. Пианист играл ноктюрны Шопена. В первую секунду Лина продолжила свой путь к стойке гостиницы, чтобы спросить сотрудника гостиницы о чем-то важным для нее, но потом остановилась и села в ближайшее к ней кресло. Пианист играл превосходно. Она видела его мужской, четко очерченный профиль, но не классический греческий, а более мягкий, как будто не до конца проявленный. Лицо с округлым подбородком и слабой линией губ. Пианист играл с закрытыми глазами, касаясь клавиш тонкими пальцами. Все это она разглядела чуть позже, когда после завершения очередного ноктюрна пересела ближе к пианисту, чтобы видеть его лицо полностью. Перед каждым следующим произведением он открывал глаза, обводил ими холл и немногочисленных слушателей, будто взвешивал – какой ноктюрн выбрать, а затем, поколебавшись, опять закрывал глаза и начинал играть.

Лина поймала себя на том, что открывает глаза синхронно с пианистом, и когда он начинал играть, тоже опускала ресницы и вся уходила в слух, каждый раз удивляясь тому, что здесь, в курортном местечке Греции, есть человек, который играет Шопена на уровне мировых стандартов. Белый рояль тосковал, сомневался и плакал под его чуткими пальцами.

За окнами отеля бушевало разноцветное пламя олеандров, весело посвистывали птицы, торжествующе сверкало море. А здесь, в полутемном холле, металась и страдала душа музыканта, взывая к душе Лины за помощью.

Когда раздался медный звук гонга, пианист завершил сложный пассаж, опустил руки на колени, открыл глаза и посмотрел на слушателей. Они зааплодировали. Лина, сидевшая перед пианистом, встала, но не захлопала, а посмотрела ему в глаза. Его взгляд, сонный, заторможенный, нездешний, скользнул по ее лицу, потом вернулся и встретился с ее взглядом. Сердце Лины сбилось с ритма, пропустило удар, а затем понеслось вскачь. Но она продолжала пристально смотреть на пианиста, не понимая, зачем это делает.

Пианист еще раз быстро взглянул на нее, поклонился и стал уходить, лавируя между креслами. Он был выше среднего роста, гибкого телосложения и двигался, как танцор, прекрасно владея телом.

Лина судорожно выдохнула и медленно направилась в ресторан вместе с другими отдыхающими.

Весь следующий день она провела в ленивой истоме, валяясь на шезлонге у бассейна. Солнечные лучи покрывали ее тело ровным загаром. Лина нежилась на солнце до обеда, а потом перешла в тень, ближе к морю. Вода была еще холодной. Лина бродила по галечному пляжу, ощущая приятную прохладу чистой прозрачной воды.

Днем она выпила чашку капуччино в баре, подремала в своем номере и ближе к вечеру тщательно оделась и нанесла легкий макияж. Она пришла в бар задолго до того, как в холл спустился пианист. Он появился как будто ниоткуда, подошел к роялю, открыл крышку, задев за клавишу, которая отозвалась тревожащим сердце звуком.

Лина сидела в том же самом кресле, что и накануне. Пианист увидел ее перед тем, как начать играть. Они быстро, украдкой обменялись взглядами, и в этом было что-то запретное, объединяющее только их двоих. Как будто они давно знали друг друга, но потом расстались без возможности свидания. И вот, в заброшенном уголке чужой страны случайно встретились, как два разведчика, не имея права себя обнаружить – ни словом, ни прикосновением.

В этот вечер он играл Шуберта, потом опять Шопена, а потом внезапно заиграл нечто радостно-бравурное, она не знала, что именно, но ей понравилось, потому что показалось, что он угадал ее настроение. Действительно, слушая его игру, она чувствовала, что внутри нее рождается радость, связанная с надеждами, с исполнением желаний, с будущим… Сидя в ресторане, она наслаждалась изысканными блюдами, и в душе ее звучала прекрасная мелодия, которую он, конечно, играл для нее. Так ей хотелось думать.

Вечером она гуляла по парку с обильно цветущими розами, открывая для себя его посыпанные белым песком дорожки, ведущие к морю. На одном из поворотов она наткнулась на мужчину, который стоял и смотрел на море.

— Извините, — сказала она по-английски. И вдруг узнала его. Пианист отступил назад, давая ей дорогу, и что-то пробормотал в ответ. Она прошла шага два, остановилась и повернулась к нему.

— Вы превосходно играете, — сказала она дрожащим голосом. И закашлялась, чтобы справиться с волнением.

— Спасибо, — ответил он ей по-английски. Акцент был британский.

— Вы англичанин?

— Да.

— Из Лондона?

— Да.

— А как вы оказались здесь?

Он молчал и разглядывал ее, как будто решал, стоит ли отвечать.

— Извините мою навязчивость, — сказала она. – Просто мне очень нравится ваша игра. И вы тоже.

Пианист подошел к Лине вплотную, и она почувствовала слабый запах дорогого терпкого одеколона. Они стояли рядом, но их тела уже соприкоснулись и стали жадно познавать друг друга. У Лины задрожали ноги, вспотели ладони… Никогда в жизни она не чувствовала такое мощное притяжение к мужчине. Он был ее клоном, ее близнецом, ее второй половиной.

Пианист шумно втянул воздух ноздрями. Она поняла, что он чувствует то же самое. Он не только слышал и видел Лину, он чувствовал ее запах, считывал ее мысли и желания. Осторожно, как будто проверяя свои ощущения, пианист взял ее за руку и поднес к своему лицу, не встречая сопротивления. Потом прошептал вопросительно-утвердительно – Идем со мной.

И она пошла за ним, как слепая, до небольшого коттеджа, стоявшего на краю территории гостиницы, покорно ожидая, когда он вынет из кармана электронный ключ, вставит его в замок и втянет ее в прохладную темноту комнаты.

Его пальцы нежно прикоснулись к ее лицу, музыкально обежали контур лица, шею, спустились ниже, к ключицам. Лина не шевелилась, чувствуя, как внутри ее полыхает огонь.

Они упали в кровать, не размыкая рук. Дальше была темнота, слепота, гулкое биение сердец, размыкание одежд, хаотичный поиск наслаждения и катарсис.

Когда Лина выплыла из небытия, он лежал рядом, не шевелясь, отвернув от нее лицо. Его рука задержалась на ее обнаженном животе, и под тяжестью этой руки она ощущала волны внутреннего жара. Она прислушалась к своим ощущениям – стыда не было, было спокойное блаженство, только вдруг мелькнула мысль, что она не знает его имени. В эту же секунду он повернул к ней лицо и сказал – Меня зовут Том. А тебя?

— Лина, — сказала она, улыбаясь.

— Здравствуй, Лина!

— Здравствуй, Том!

Следующее их сближение было медленным, провоцирующим и нестерпимо желанным. Оказалось, он прекрасно играет не только на рояле. Ее тело звучало под его руками всеми мелодиями любви. Они почти не разговаривали, потому что в словах не было нужды. И заснули мгновенно вместе, и проснулись на рассвете вместе. Но вышла из его номера она одна, почувствовав, что отныне им двоим будут принадлежать только ночи.

Каждый вечер она садилась в свое любимое кресло и слушала его игру. После ужина она шла в его коттедж, и он открывал ей дверь за две секунды до того, как она поднимала руку, чтобы постучать. Ночи были длинными, лунными, пахнущими цветами, которые он ставил в вазу.

Однажды она попросила Тома рассказать ей о его жизни.

— Зачем тебе это? — спросил Том.

— Я ничего о тебе не знаю.

— Ты знаешь обо мне все, что нужно. Когда я с тобой, у меня нет от тебя тайн. Иногда я даже думаю, что слишком открыт перед тобой.

— А прошлое…

— Поверь, там много боли и отчаяния. Давай не будем говорить об этом.

Она знала, что в его жизни действительно было много разочарований и несбывшихся надежд. Она чувствовала его прошлое в том, как он прижимался к ней во сне, как обнимал ее горячими руками, как стонал от страсти. В момент самого сильного взаимопроникновения друг в друга она чувствовала его слезы и языком слизывала их с его щек нежно и бережно.

В последнюю ночь перед отлетом она вдруг сказала, что любит его. Он замер. Потом встал и ушел в ванную комнату. Потом вернулся, лег рядом и обнял ее.

— Лина, я не могу сказать тебе все, что я чувствую. Жизнь очень часто била меня, и я научился быть осторожным.

— Я знаю, ты меня любишь, — сказала Лина.

— Значит, ты знаешь меня лучше, чем я знаю себя.

В эту ночь их любовь напоминала битву, в которой не было победителей.

Лина улетала утром после завтрака. Она спустилась в холл и стала ждать такси. Тело болело после ночной схватки, но внутри был холод и молчание. Служащая за стойкой окликнула ее – Мадам, ваше такси ждет вас.

И в этот момент Лина услышала Шопена. Она оглянулась. Том сидел за роялем и смотрел на нее. Его лицо было отрешенным, но глаза молили о чем-то. Лина могла бы вернуться… Она чувствовала, что Том хочет, чтобы она осталась. Но какая-то его скрытая часть сопротивлялась этому желанию.

— Когда ты будешь готов принять меня полностью, — сказала Лина ему мысленно… Когда ты будешь готов, я узнаю об этом… где бы я ни была. И мы встретимся снова.

Через год я поехала отдыхать в тот же отель. Я знала историю Лины и, вернувшись, рассказала ей, что после ужина нашла Тома, который по-прежнему играл в холле для гостей отеля, и передала ему привет.

— От кого? – спросил Том.

— От Лины. Она была здесь год назад, в конце мая. Вы помните?

— Да, я помню.

Он качнулся на каблуках, отвернулся и быстро пошел по дорожке. Я вначале растерялась, но все-таки смогла крикнуть ему вслед. – Лина любит вас.

Том остановился и сказал тихо. – Я знаю.

— А вы ее? Что ей передать?

Том ничего не ответил, попрощался и ушел в ночь.

— Твой Том очень хорош собой, — сказала я, взвешивая слова, чтобы не сказать лишнего. – Ты не думаешь, что он крутит романы с другими женщинами?

Лина промолчала. Через пару дней она призналась мне в том, что подумала – я пыталась соблазнить Тома, и даже допустила мысль о том, что Том поддался моему соблазну. Но в глубине души, сказала мне Лина, она знала, что это не так. Потому что она бы это почувствовала. Ее приятель, физик, как-то объяснял ей законы квантового мира. Она почти ничего не поняла, но ей понравился термин «квантовая запутанность», которая образуется между двумя частицами с общим прошлым (разлетевшиеся после столкновения или образовавшиеся при распаде некоторой частицы). Квантовая запутанность выражается в том, что состояние одной частицы зависит от состояния другой частицы, и эта зависимость проявляется мгновенно и на любом расстоянии. Такие частицы образуют устойчивую пару, в которой две частицы всегда знают о существовании друг друга и изменяются в зависимости от изменения состояния парной частицы.

Тогда Лина приняла эту теорию как фантастику, но после встречи с Томом поняла, что они и есть эта ЭПР-пара, обладающая единым прошлым и прочной зависимостью друг от друга. Квантовая запутанность микромира стала в ее жизни реальностью. Лина каким-то непостижимым образом знала, что Том любит ее, и что она точно почувствует, когда его любовь к ней станет свободной от условностей. Лина знала, что в тот самый момент ее душа устремится навстречу его любви, и две парные частицы вновь притянутся друг к другу.

Когда она рассказывала мне об этом, ее глаза сияли, и я осторожно заметила, что в жизни все возможно и, да, конечно, она почувствует, когда Том будет готов с ней увидеться. Я хотела добавить, что законы микромира сильно отличаются от законов нашего трехмерного мира, и что квантовая запутанность иногда проявляется в макромире как просто запутанность, но промолчала. Уже в коридоре на прощание Лина потянулась ко мне, чтобы приобнять, и я ответила на ее порыв, но как-то нехотя и оттого неуклюже.

Я шла от Лины поздним вечером к станции метро, мучаясь и честно стараясь прогнать воспоминания о своей поездке в Грецию, но моя память была коварней и сильнее. И я вновь четко видела песчаную дорожку, ведущую к коттеджу Тома, обрамленному цветущими бугенвиллиями, глубокую тайную темноту его спальни, чувствовала руки музыканта на скрытых купальником, незагорелых частях моего тела, и как будто со стороны видела истосковавшуюся по любви женщину, познающую свою женскую истинность в объятиях прекрасного незнакомца…

Татьяна Золотухина